Мой отец отсидел за свои христианские убеждения 5 лет в тюрьмах на Дальнем востоке, где участвовал в строительстве БАМа. Хоть я и рос в евангельской христианской семье, но, не смотря на это, был пионером, состоял в комсомоле, затем в партии. Открыто собираться было нельзя, но в доме моих родителей часто проходили богослужения. Нас, детей, также старались привлечь к служению и давали нам переписывать стихи из Библии (так как тогда на нашу деревню было всего две Библии, то главы оттуда переписывали или учили наизусть). Наша Библия досталась нам таким образом: моя тетя работала на переработке макулатуры и однажды туда привезли целый грузовик новеньких Библий, которые были отправлены из Америки, и тете как-то удалось спрятать одну из них.

    В школу я ходил за 4 километра от дома. Тогда всем пионерам в обязательном порядке нужно было носить красный галстук, который я намеренно не брал с собой, учитель ругал меня за это, а иногда отправлял во время урока домой, и приходилось бегать туда и обратно по 4 километра в одну сторону за этим галстуком. До 14 лет я жил с родителями, но так как моя мама болела туберкулезом, и у меня также нашли туберкулезную палочку, то меня отправили учиться  в школу-интернат, где я прожил 2 года. Моего брата и сестру еще раньше меня отправили в детский дом по этой же причине — из-за болезни моей мамы (причины часто были надуманные, детей старались забрать из христианских семей). Затем мне нужно было получать профессию, поэтому я искал училище обязательно с общежитием, потому что оплачивать жилье отдельно я не мог себе позволить. И, таким образом, в 16 лет я снова уехал учиться в другой город. К сожалению, я жил двойственной жизнью, будучи подростком, а когда стал жить отдельно от родителей, то моя жизнь была на тот момент уже абсолютно мирская. И в Бога я верил и пожить хотелось без ограничений, думал, что однажды все равно успею покаяться.  

   В 90-е годы, когда пришла свобода вероисповедания, я переехал в Москву, потому что тут жила моя верующая тетя — мамина сестра, и она часто приглашала меня в церковь. Я время от времени посещал богослужения в разных церквях и посещал христианские конференции. В этот период я даже дважды читал молитву покаяния, и это было искренне, со слезами, но однако же снова возвращался ко своей греховной жизни. Отец мой на тот момент уже умер, а мама и другие мои родственники переехали жить в США, и иногда отправляли мне оттуда посылки с разными вещами. Однажды мои родственники передали мне деньги через пастора их поместной церкви, который ехал в Москву (этот служитель участвовал в отчетно-выборном собрании, где избирался на тот момент в председатели Российской Церкви Окара Павел Николаевич). Отчетно-выборное собрание проходило на Фабрициуса, и я приехал туда, чтобы забрать свои деньги. Я сидел в холле и ждал, пока закончится это собрание — ждать пришлось долго, пастор из американской церкви вышел из зала почти самым последним. Он подошел ко мне и стал строго обличать меня, говорил: «там мать твоя за тебя молится день и ночь, слезы проливает, а ты пришел сюда выпивший, все никак со своей греховной жизнью не распрощаешься! Кайся!» Я тут же в холле церкви встал и покаялся, слезно и искренне. И с тех пор моя жизнь изменилась! 

   Однако же дома начались проблемы, моя семья не могла меня понять. Но я стал ходить в церковь, Сергей Сергеевич за меня взялся, приставил ко мне душепопечительницу, которая постоянно наставляла меня, затем она взялась и за мою супругу — моей Наталье это не понравилось, она стала бунтовать… Но наш сын, Андрей, сказал ей тогда: «мама, если это все не от Бога, то оно само по себе отсеется, а если от Бога, то мы с тобой что можем сделать?» Наталья приняла это слово, и с тех пор оттаяла, стала со мной посещать богослужения в церкви «Слово Спасения». Таким образом мы вместе стали ходить в эту церковь, и, по мере сил, участвовать в служении, чем и занимается до сих пор и верим, что еще послужим сколько даст Господь!